Неточные совпадения
Мужик стоял на валике,
Притопывал лаптишками
И, помолчав минуточку,
Прибавил громким голосом,
Любуясь на веселую,
Ревущую
толпу:
— Эй! царство ты мужицкое,
Бесшапочное, пьяное,
Шуми — вольней шуми...
Шесть девиц, одетых в прозрачные хитоны, несли на носилках Перунов болван; впереди, в восторженном состоянии, скакала предводительша, прикрытая одними страусовыми перьями; сзади следовала
толпа дворян и дворянок, между которыми виднелись почетнейшие представители глуповского купечества (
мужики, мещане и краснорядцы победнее кланялись в это время Волосу).
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При словах
мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли
толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая
толпа народа, все
мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то тянуло со всеми заговаривать. Но
мужики не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром, по направлению к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
Этого он не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие не пошли бы к памятнику царя, если б этот человек был с ними. Потом память воскресила и поставила рядом с Кутузовым молодого человека с голубыми глазами и виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество разных людей. Кутузов не терялся в их
толпе, не потерялся он и в деревне, среди сурово настроенных
мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Было очень трудно понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная
толпа празднично одетых баб и
мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим спросил дедушку...
Ел человек мало, пил осторожно и говорил самые обыкновенные слова, от которых в памяти не оставалось ничего, — говорил, что на улицах много народа, что обилие флагов очень украшает город, а
мужики и бабы окрестных деревень
толпами идут на Ходынское поле.
Солнечная улица села тесно набита пестрой
толпой сельчан и
мужиков из окрестных деревень.
Мужики идут с поля, с косами на плечах; там воз с сеном проползет, закрыв всю телегу и лошадь; вверху, из кучи, торчит шапка
мужика с цветами да детская головка; там
толпа босоногих баб, с серпами, голосят…
Над
толпой у двора старосты стоял говор, но как только Нехлюдов подошел, говор утих, и крестьяне, так же как и в Кузминском, все друг за другом поснимали шапки. Крестьяне этой местности были гораздо серее крестьян Кузминского; как девки и бабы носили пушки в ушах, так и
мужики были почти все в лаптях и самодельных рубахах и кафтанах. Некоторые были босые, в одних рубахах, как пришли с работы.
Привалов приехал к Веревкину утром. У чистенького подъезда он встретил
толпу оборванных
мужиков, которые сняли шапки и почтительно дали ему дорогу. Они все время оставались без шапок, пока Привалов дожидался лакея, отворившего парадную дверь.
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь
толпу, наваливались десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что глазами помаргивала, как будто дело шло не о ней…
Чертопханов гикнул, вытянул лошадь нагайкой по шее, помчался прямо на
толпу — и, ворвавшись в нее, начал той же самой нагайкой без разбору лупить
мужиков направо и налево, приговаривая прерывистым голосом...
Толпа слабо загудела в ответ. Иной
мужик держался за плечо, другой за бок, третий за нос.
Ну, и следствие пошло обычным русским чередом:
мужиков секли при допросах, секли в наказание, секли для примера, секли из денег и целую
толпу сослали в Сибирь.
— Это что,
толпа — баранье стадо. Куда козел, туда и она. Куда хочешь повернешь. А вот на Сухаревке попробуй!
Мужику в одиночку втолкуй, какому-нибудь коблу лесному, а еще труднее — кулугуру степному, да заставь его в лавку зайти, да уговори его ненужное купить. Это, брат, не с
толпой под Девичьим, а в сто раз потруднее! А у меня за тридцать лет на Сухаревке никто мимо лавки не прошел. А ты —
толпа.
Толпу… зимой купаться уговорю!
Среди
мужиков раздался общий негромкий, как будто довольный говор, а затем вся
толпа опустилась на колени: на верху лестницы показалась, поддерживаемая паннами — камеристками, госпожа Коляновская.
Мужики нарядными
толпами шли из церкви и с базара; много было пьяных.
Приказчики стояли у магазинов и смотрели на одуревшую
толпу. Какие-то пьяные
мужики бежали по улице без шапок и орали...
Мужики-поселенцы идут за
толпой с честными, простыми мыслями: им нужна хозяйка.
Женщины, согнувшись под тяжестью узлов и котомок, плетутся по шоссе, вялые, еще не пришедшие в себя от морской болезни, а за ними, как на ярмарке за комедиантами, идут целые
толпы баб,
мужиков, ребятишек и лиц, причастных к канцеляриям.
Обычные встречи: обоз без конца,
Толпа богомолок старушек,
Гремящая почта, фигура купца
На груде перин и подушек;
Казенная фура! с десяток подвод:
Навалены ружья и ранцы.
Солдатики! Жидкий, безусый народ,
Должно быть, еще новобранцы;
Сынков провожают отцы-мужики
Да матери, сестры и жены.
«Уводят, уводят сердечных в полки!» —
Доносятся горькие стоны…
Ему не дали кончить, — как-то вся
толпа хлынула на него, смяла, и слышно было только, как на земле молотили живое человеческое тело. Силен был Гермоген: подковы гнул, лошадей поднимал за передние ноги, а тут не устоял. Макар бросился было к нему на выручку, но его сейчас же стащили с лошади и десятки рук не дали пошевельнуться. Перепуганные богомолки бросились в лес, а на росстани остались одни
мужики.
Толпа росла у ключика, а Гермоген продолжал свое. Его слова производили впечатление. Какой-то здоровенный
мужик даже повалился ему в ноги.
Толпа крестьян проводила нас до крыльца господского флигеля и потом разошлась, а
мужик с страшными глазами взбежал на крыльцо, отпер двери и пригласил нас войти, приговаривая: «Милости просим, батюшка Алексей Степаныч и матушка Софья Николавна!» Мы вошли во флигель; там было как будто все приготовлено для нашего приезда, но после я узнал, что тут всегда останавливался наезжавший иногда главный управитель и поверенный бабушки Куролесовой, которого отец с матерью называли Михайлушкой, а все прочие с благоговением величали Михайлом Максимовичем, и вот причина, почему флигель всегда был прибран.
Народ окружал нас тесною
толпою, и все были так же веселы и рады нам, как и крестьяне на жнитве; многие старики протеснились вперед, кланялись и здоровались с нами очень ласково; между ними первый был малорослый, широкоплечий, немолодой
мужик с проседью и с такими необыкновенными глазами, что мне даже страшно стало, когда он на меня пристально поглядел.
— За неволю выкинула; бают, бил, бил ее, приехавши из города-то, — подхватил другой
мужик из
толпы.
— Выходите и убивайте меня, если только сам я дамся вам живой! — прибавил он и, выхватив у стоящего около него
мужика заткнутый у него за поясом топор, остановился молодцевато перед
толпой; фуражка с него спала в эту минуту, и курчавые волосы его развевались по ветру.
Из
толпы выдвинулся коренастый, невысокий
мужик в коротком полушубке. Он смотрел в землю, опустив большую лохматую голову.
— Не надо! — раздался в
толпе сильный голос — мать поняла, что это говорил
мужик с голубыми глазами. — Не допускай, ребята! Уведут туда — забьют до смерти. Да на нас же потом скажут, — мы, дескать, убили! Не допускай!
Крики
толпы звучали умиротворяюще, просительно, они сливались в неясную суету, и все было в ней безнадежно, жалобно. Сотские повели Рыбина под руки на крыльцо волости, скрылись в двери.
Мужики медленно расходились по площади, мать видела, что голубоглазый направляется к ней и исподлобья смотрит на нее. У нее задрожали ноги под коленками, унылое чувство засосало сердце, вызывая тошноту.
— Господа! расступитесь, расступитесь, сделайте ваше одолжение! — кричит частный пристав Рогуля, протискиваясь брюхом в
толпу, — ты,
мужик, чего тут стал? разве здесь твое место?
Наконец он умирает. Умирает тихо, честно, почти свято. За гробом следует жена с
толпою сыновей, дочерей, снох и внучат. После погребенья совершают поминки, в которых участвует вся деревня. Все поминают добром покойника."Честный был, трудовой
мужик — настоящий хрестьянин!"
Парень воротился, выпил, не переводя дух, как небольшой стакан, целую ендову. В
толпе опять засмеялись. Он тоже засмеялся, махнул рукой и скрылся. После
мужиков следовала очередь баб. Никто не выходил.
Бабушка принесла на руках белый гробик, Дрянной
Мужик прыгнул в яму, принял гроб, поставил его рядом с черными досками и, выскочив из могилы, стал толкать туда песок и ногами, и лопатой. Трубка его дымилась, точно кадило. Дед и бабушка тоже молча помогали ему. Не было ни попов, ни нищих, только мы четверо в густой
толпе крестов.
В нем самом было что-то от «Испанского дворянина»: однажды на площади перед каланчой трое пожарных, забавляясь, били
мужика;
толпа людей, человек в сорок, смотрела на избиение и похваливала солдат. Ситанов бросился в драку, хлесткими ударами длинных рук посшибал пожарных, поднял
мужика и сунул его к людям, крикнув...
Из голодавших зимой деревень ежедневно прибывали в город
толпы оборванных
мужиков в лаптях и белых войлочных колпачках.
В тени забора густая кучка, человек в двадцать
мужиков и баб, тесно обсела слепого лирника, и его дрожащий, гнусавый тенор, сопровождаемый звенящим монотонным жужжанием инструмента, резко выделялся из сплошного гула
толпы.
Со всем тем Глеб не пропускал ни одного из тех плотов, которые прогоняют по Оке костромские
мужики, чтобы не расспросить о цене леса; то же самое было в отношении к егорьевским плотникам, которые
толпами проходили иногда по берегу, направляясь из Коломны в Тулу.
Нередко приводилось ему встречаться с
толпами баб и
мужиков; но он норовил всякий раз обходить их.
Сказал и, сплюнув под ноги себе, равнодушно отошел от Фомы, войдя в
толпу, как клин в дерево. Его речь окончательно пришибла Фому; он чувствовал, что
мужики считают его глупым и смешным. И, чтобы спасти свое хозяйское значение в их глазах, чтобы снова привлечь к себе уже утомленное внимание
мужиков, он напыжился, смешно надул щеки и внушительным голосом бухнул...
Уже на другой день по прибытии, рано утром, на берегу явилась шумная
толпа баб и
мужиков, пеших и конных; с криком, с песнями они рассыпались по палубам, и — вмиг закипела работа.
— Беги, черт сиволапый, лови его, поколя не ушел, а то шуба пропадет! — посоветовал другой барышник
мужику, который бросился в
толпу, но мартышки с шубой и след простыл… Рыжий барышник с товарищами направился в трактир спрыснуть успешное дельце.
Пропусти госпожу эту! — приказал инженер тому же сторожу, который приотворил дверь, и девушка сейчас же юркнула в нее; но, выйдя на платформу и как бы сообразив что-то такое, она быстро отошла от дверей и стала за стоявшую в стороне
толпу баб и
мужиков.
— Пришиби его! — заревел высокой
мужик с рыжей бородою, и вмиг целая
толпа вооруженных косами, ружьями и топорами крестьян окружила Рославлева.
Он был уже не в черной, а в синей поддевке с серебряными цыганскими круглыми пуговицами и уже вытирал рот для поцелуя, когда вдруг вскипевший Колесников кинулся вперед и ударом кулака сбил его с ног. На земле Васька сразу позабыл, где он и что с ним, и показалось ему, что за ним гонятся казаки, — пьяно плача и крича от страха, на четвереньках пополз в
толпу. И
мужики смеялись, поддавая жару, и уступками толкали его в зад — тем и кончилось столкновение.
Я
Мужик 1-й по родословной, я Холстомер по-уличному, прозванный так
толпою за длинный и размашистый ход, равного которому не было в России.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни…
мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной
толпе…
Наконец лес начинал редеть, сквозь забор темных дерев начинало проглядывать голубое небо, и вдруг открывалась круглая луговина, обведенная лесом как волшебным очерком, блистающая светлою зеленью и пестрыми высокими цветами, как островок среди угрюмого моря, — на ней во время осени всегда являлся высокий стог сена, воздвигнутый трудолюбием какого-нибудь бедного
мужика; грозно-молчаливо смотрели на нее друг из-за друга ели и березы, будто завидуя ее свежести, будто намереваясь
толпой подвинуться вперед и злобно растоптать ее бархатную мураву.
Он охотно собирает в господской усадьбе по праздникам соседних
мужиков и баб, предоставляя им петь, плясать и величать себя, «настоящего барина», и угощает за это пивом, водкой и ломтями черного хлеба, а иногда, под веселую руку, даже бросает в
толпу разъяренных баб пригоршни гривенников.